3 июля 1980 года состоялось выступление Высоцкого в Люберецком городском дворце культуры в Московской области, где, по словам очевидцев, он выглядел нездоровым, говорил, что неважно себя чувствует, но на сцене держался бодро и вместо полутора запланированных часов отыграл двухчасовой концерт[13].

14 июля 1980 года во время выступления в НИИЭМ (Москва) Владимир Высоцкий исполнил одну из своих последних песен — «Грусть моя, тоска моя… Вариация на цыганские темы». 22 июня 1980 года состоялся один из последних концертов Высоцкого (в Калининграде), на котором ему стало плохо. 16 июля он провёл свой последний концерт в подмосковном Калининграде (ныне Королёв)[14].

18 июля 1980 года Высоцкий последний раз появился в своей самой известной роли в Театре на Таганке, в роли Гамлета — одноимённой постановке по Шекспиру.

25 июля 1980 года Высоцкий скончался во сне в своей московской квартире.

Назвать точную причину смерти невозможно, так как вскрытие не производилось. Существует несколько версий: Станислава Щербакова и Леонида Сульповара — асфиксия, удушье, как следствие чрезмерного применения седативных средств (морфия и алкоголя); Игорь Элькис эту версию отвергает[15].

Существует также версия Анатолия Федотова, которого разные люди характеризуют по-разному: и как личного врача Высоцкого, и как человека, спасшего его 25 июля 1979 года в Бухаре (по собственному диагнозу — клиническая смерть от «не только пищевого» отравления), а также и как врача, «проспавшего» Высоцкого 25 июля 1980 года.

О последних днях Высоцкого Анатолий Федотов рассказывает следующее: «23 июля при мне приезжала бригада реаниматоров из Склифосовского. Они хотели провести его на искусственном аппаратном дыхании, чтобы перебить дипсоманию. Был план, чтобы этот аппарат привезти к нему на дачу. Наверное, около часа ребята были в квартире, решили забрать через день, когда освобождался отдельный бокс…

24 июля … Володе было очень плохо … При мне <он> сказал Нине Максимовне: „Мама, я сегодня умру“. Где-то после 12 <ночи> … я приехал, … сделал укол снотворного. Володя всё маялся. Потом затих… Я… прилёг и уснул — наверное, в три часа».

Когда Федотов проснулся, Высоцкий уже начал остывать. Точное время смерти назвать невозможно, «… где-то между тремя и половиной пятого.. Судя по клинике — был острый инфаркт миокарда.» (цитаты приведены из статьи В. Перевозчикова «Так умирал Высоцкий»).

Жёны
Изольда Константиновна Высоцкая (в девичестве — Павлова, по первому браку — Жукова, часто используется уменьшительное имя — Иза). Родилась 22 января 1937. Женаты с 25 апреля 1960. Дата развода неизвестна. По одним данным, вместе супруги прожили неполные 4 года, по другим, развод был оформлен в 1965 году, однако известно, что фактически они расстались задолго до официального развода. Поэтому сын Изольды Константиновны, родившийся в 1965 г., носит фамилию Высоцкий, на самом деле будучи сыном другого человека.
Людмила Владимировна Абрамова. Родилась 16 августа 1939 года. Женаты с 25 июля 1965 по 10 февраля 1970, разведены; двое сыновей: Аркадий (род. 1962), Никита (род. 1964)
Марина Влади (Марина-Катрин де Полякофф). Родилась 10 мая 1938 года. Женаты с 1 декабря 1970.

Друзья
В своих интервью Высоцкий часто рассказывал о своих друзьях, в первую очередь, естественно, об известных людях, но, отмечая, что были и «несколько человек, не имеющих отношения к … публичным профессиям».

Так первыми друзьями, получившими впоследствии известность, были одноклассники Владимира: будущий поэт Игорь Кохановский и будущий сценарист Владимир Акимов. Потом эта группа разрослась: «Мы жили в одной квартире в Большом Каретном, … жили прямо-таки коммуной…». Эта квартира принадлежала старшему другу поэта — Левону Кочаряну и там жили или часто бывали актёр Василий Шукшин, режиссёр Андрей Тарковский, писатель Артур Макаров, сценарист Владимир Акимов, Анатолий Утевский. Об этих людях Владимир Семёнович вспоминает: «Можно было сказать только полфразы, и мы друг друга понимали по жесту, по движению глаз».

Со временем прибавились коллеги по театру: Всеволод Абдулов, Иван Бортник, Иван Дыховичный,Борис Хмельницкий, Валерий Золотухин, Валерий Янклович. Кроме них на разных этапах жизни у Высоцкого также появлялись новые друзья: Давид Карапетян, Даниэль Ольбрыхский, Вадим Туманов, Виктор Туров, Михаил Барышников и другие.

В Париже Высоцкий знакомится с Михаилом Шемякиным, которым в будущем будет создано множество иллюстраций к песням Высоцкого, возведён памятник поэту в Самаре. Однако, пожалуй, самое важное, что Михаил Михайлович сделал для увековечивания памяти друга — это записи Высоцкого, сделанные в Париже в 1975—1980 годы в студии Михаила Шемякина. На второй гитаре Высоцкому аккомпанировал Константин Казанский. Эти записи уникальны не только качеством и чистотой звучания, но и тем, что Высоцкий пел не просто для пластинки, а для близкого друга, чьё мнение он так ценил.

МИКРОФОН ЛЕЖАЛ ПОД ПЛЮШЕВЫМ МИШКОЙ.... (О Высоцком - 60ых,)
25 января — день рождения Владимира Высоцкого. Дата некруглая: 69 лет. Но Высоцкий не нуждается в формальном поводе.

Валерий Перевозчиков — автор книг “Живая жизнь”, “Владимир Высоцкий: правда смертного часа. Посмертная судьба”, “Неизвестный Высоцкий”, “Ну здравствуй, это я!”. Его собеседник, физик Валерий Абрамов, рассказывает о Высоцком начала 1960-х.

До улицы в Набережных Челнах, по которой Высоцкий пойдет как триумфатор (из каждого окна магнитофоны будут греметь его песнями), — еще лет пятнадцать.

И никто в целой России не знает слов “пиар” и “раскрутка”. А слава рождается. Магнитофоны физтеховцев несут ее по Москве… и далее, до той самой улицы в Набережных Челнах.

За плечами Высоцкого встает простое и прочное время, полузабытое нами.

Валерий Абрамов, ведущий эксперт программы “Гор—Черномырдин”, — из тех же 1960-х. Предоставить газете для публикации свое фото он отказался: твердо сказал, что это будет смешно. И “Новая” не стала настаивать. А еще раз молча восхитилась “отцами”. Вот что рассказал Валерий АБРАМОВ.

— Вы помните, как Высоцкий появился в вашей семье?

— Моя сестра Людмила училась во ВГИКе, и вокруг нее была целая стая ребят. И вот появился еще один — явно старше, самостоятельнее и мощнее других. Первое впечатление — мощи, человеческой энергии… И эта энергия всегда его окружала — это абсолютный факт.

Людмила в Ленинграде снималась в фильме “713-й просит посадку”, она прилетала и улетала, и Володя заходил за ней. Когда съемки закончились, Володя уже зачастил к нам. А ранней весной 1962 года они поженились.

Сохранилась любительская кинопленка 1962 года. Снимали у нас на даче — Володя еще совсем молодой, Людмила ждет первого ребенка.

Нина Максимовна и Володя получили двухкомнатную квартиру на улице Шверника. Они жили там. В одной комнате Нина Максимовна, в другой Володя с Людмилой и детьми. Экспериментальный дом в Черемушках! Встроенный кондиционер. Бассейн для детей во дворе.

— Это было время первых песен. Вы их сразу оценили?

— Первые песни Высоцкого ходили по Москве в очень плохих магнитофонных записях. Когда мы услышали, что это Володины песни, то даже постеснялись его об этом спросить. И я втихаря спросил Людмилу: “Неужели это Володя поет?”. — “А вы что — не знали?!”.

Песни начала 60-х не были концертными, они были квартирными, камерными песнями. И манера исполнения была более камерная. Но громкость все равно была такой, что стекла дрожали.

В 1968 году, когда Высоцкий стал довольно много выступать с концертами, выяснилось, что некоторые песни он стал забывать. Тут мы напряглись, что могли, вспомнили, что-то “сняли” с пленок, — и в 1968 году впервые появились напечатанные тексты. К тому времени было около 180 песен.

На концертные гонорары Володя купил очень приличный по тем временам магнитофон — переносной “Грюндик”. Мы показали, как он работает, но Володя его не освоил, и его вскоре продали.

— Как проходили записи?

— Поздняя осень или начало зимы 1964 года. Домашний концерт в Лефортове — вторая, относительно качественная и длинная запись — более 50 песен в одну ночь. …“Стихийных” записей к этому времени было много, но плохого качества. Пленка считалась хорошей, если можно было разобрать все слова. А эта даже в какой-то мере отвечает современным требованиям. Сделана она на магнитофоне “Днепр-II” — по тем временам это был лучший отечественный магнитофон.

Они приехали вместе с Людмилой сразу после спектакля. И магнитофон, и гитара принадлежали хозяину квартиры. Она до сих пор цела, гитара многострадальная, потому что хозяин ее — турист. Однажды побывала в заполярной экспедиции. Комната была маленькая, а народу нас набилось человек десять или больше.

С торшера сняли макушку, повесили туда микрофон. Он попросил: “Реагируйте”. Ему обязательно надо было видеть лица людей, для которых поет.

Хозяйка квартиры Анастасия Ивановна Синельщикова передала магнитофон “Днепр-II” в дар Музею
В. Высоцкого.

Цел и ковер, на котором мы сидели (кому не хватило места на диванчике). Людмила подсказывала Володе по шпаргалке, что за чем должно следовать.

Еще одна запись была сделана в 1968 году на улице Шверника. Скрытым микрофоном. Володя пришел домой. В это время с магнитофона звучала его песня… Мы тут же магнитофон поставили на запись.

Запись не очень удачная: микрофон лежал под медведем — у них был плюшевый медведь огромного роста.

— А почему вы записывали скрытым микрофоном?

— Он не хотел: “Я после спектакля вымотанный и не в голосе. Не надо…”. Но, поскольку пошли новые вещи, мы все-таки решили записать.

— Как Высоцкий в 60-е годы работал над песнями?

— Были песни, написанные за пять минут, — ждал в очереди, ждал телефонного звонка… Песня, свидетелем рождения которой я был, — “Антисказка”. Огромное количество набросков про здоровенных жлобов и про кота. Все разрозненные: по 2—3 строчки. А фразу “Это только присказка, сказка впереди” он услышал во время одной из записей. Кто-то про наше пение сказал: “Это только присказка, а сказка впереди”, имея в виду, что будет петь Володя. Он взял строчку и “положил” ее в нужное место.

— Как он владел гитарой в те годы?

— Руку на грифе он держал, как держат все любители. Но при абсолютном слухе гитару строил, как хотел. И сколько было рядом людей — столько учителей, он всю жизнь учился играть на гитаре.

— Его реакция на первые газетные статьи?

— Критика была совершенно дурацкая. Первая большая статья о Высоцком появилась в “Советской России”: “О чем поет Высоцкий?”. Там были процитированы пять песен, из них четыре написаны не им. Реакция тогда была очень горячей. Я даже сам бегал в редакцию: “Как так, за чужие песни ругаете живого человека?”. Мне вежливо ответили, что ошибка установлена.

А потом такие вещи его не убивали — он продолжал работать,

— Как складывались ваши отношения?

— Очень доброжелательные. У нас была своя физтеховская компания. С Володей мы виделись на Беговой, в родительском доме. Володя был невероятно любознательный человек, он как губка впитывал любую информацию.

Он ничего не понимал в наших матрицах, интегралах, аквалангах, погружениях (компания увлекалась подводным плаванием), но внимательно слушал и о многом спрашивал.

Все, что он видел, все, что он узнавал, — в песнях. Например, “Песня про конькобежца”. В первом варианте было “пробежал всего полкруга и упал” — звучит хорошо. Но когда Володя узнал, что самая короткая дистанция — 500 метров — больше круга, то переделал: “Пробежал всего два круга и упал…”. Он очень следил за достоверностью всех деталей.

Потом мы создали клуб подводного плавания “Сарган” и попросили Володю написать песню. Он очень быстро написал. Но как-то она не запелась.

Сказать, что мы встречались каждый день, будет преувеличением, но мы были молоды, страна была на подъеме, настроение было хорошее, и каждая встреча доставляла нам удовольствие. В театр проситься мы стеснялись. При его жизни на Таганке я был всего четыре раза. “Гамлета” так и не видел.

— Высоцкий пел в вашей студенческой компании?

— Тогда он практически никогда не отказывался петь. А если отказывался, то или горло болело, или уж очень был занят.

— А часто болело горло?

— Тогда — нет. Горло было луженое. И запас жизненных сил был еще громадным…

— Как у Людмилы складывалась профессиональная карьера?

— Она невероятно талантливый человек. Людмила пишет стихи, Володя не отрицал, что в первых вещах есть ее влияние. Он с ней советовался, они вместе шлифовали какие-то куски…

Во ВГИК она поступила легко. И группа Михаила Ромма была очень сильной. Но актерская карьера не сложилась. Кроме того, жизнь с таким мощным лидером всегда сложна…

— А материальное положение — тут были сложности?

— Актер, если он снимается в кино, получает деньги раза два в год. Изрядные. Но бывает так, что недели через две их уже нет. Поэтому актерская жизнь с этой точки зрения довольно сложна.

Но я никак не могу сказать, чтобы они бедствовали. И то, что Марина Влади подчеркивает в каждом интервью: “подошел плохо одетый молодой человек” — это полуправда. В 60-е годы многие имели по одному костюму — и все считали это нормальным.

А с середины 60-х годов, когда Володя стал регулярно сниматься, стал чаще давать концерты, положение резко улучшилось, они отремонтировали квартиру, на заказ сделали мебель, она цела и сейчас.

— “Совсем своей” квартиры у них никогда не было. Можно ли говорить о бесприютности их жизни?

— Еще с войны у нашего поколения уюта действительно не было. Это с одной стороны.

А с другой — он нам был и не нужен. Мы, жившие в коммуналках, знали другое — чувство коллектива…

И крик “Наших бьют!” объединял нас гораздо прочнее, чем теперешняя жизнь в отдельных квартирах.

ПЕСНЯ ЛЁТЧИКА

Их восемь — нас двое.
Расклад перед боем
Не наш, но мы будем играть!
Серёжа! Держись, нам не светит с тобою,
Но козыри надо равнять.

Я этот небесный квадрат не покину,
Мне цифры сейчас не важны, —
Сегодня мой друг защищает мне спину,
А значит — и шансы равны.

Мне в хвост вышел «Мессер», но вот задымил он,
Надсадно завыли винты...
Им даже не надо крестов на могилы,
Сойдут и на крыльях кресты!

Я первый. Серёжа, они над тобою!
Я выйду им наперерез.
Сбей пламя! Уйди в облака! Я прикрою!..
В бою не бывает чудес!

Сергей! Ты горишь! Уповай, человече,
Теперь на надёжность строп!
Нет! Поздно — и мне вышел «Мессер» навстречу.
Прощай! Я приму его в лоб.

Я знаю — другие сведут с ними счёты.
А по облакам скользя,
Взлетят наши души, как два самолёта,
Ведь им друг без друга нельзя.

Архангел нам скажет: «В Раю будет туго!»,
Но только ворота «щёлк»,
Мы Бога попросим: «Впишите нас с другом
В какой-нибудь ангельский полк!»

Я буду просить Бога, Духа и Сына,
Чтоб выполнил волю мою:
Пусть вечно мой друг защищает мне спину,
Как в этом последнем бою!

Мы крылья и стрелы попросим у Бога, —
Ведь нужен им ангел-ас, —
А если у них истребителей много,
Пусть пишут в хранители нас.

Хранить — это дело почётное тоже:
Удачу нести на крыле
Таким, как при жизни мы были с Серёжей
И в воздухе, и на земле.

БАЛЛАДА О ЛЮБВИ!

Когда вода Всемирного потопа
Вернулась вновь в границы берегов,
Из пены уходящего потока
На сушу тихо выбралась Любовь,
И растворилась в воздухе до срока,
А срока было — сорок сороков...

И чудаки — ещё такие есть —
Вдыхают полной грудью эту смесь,
И ни наград не ждут, ни наказанья, —
И, думая, что дышат просто так,
Они внезапно попадают в такт
Такого же неровного дыханья.

Я поля влюблённым постелю —
Пусть поют во сне и наяву!..
Я дышу, и значит — я люблю!
Я люблю, и значит — я живу!

Но много будет странствий и скитаний:
Страна Любви — великая страна!
И с рыцарей своих — для испытаний —
Все строже станет спрашивать она:
Потребует разлук и расстояний,
Лишит покоя, отдыха и сна...

Но вспять безумцев не поворотить —
Они уже согласны заплатить
Любой ценой — и жизнью бы рискнули, —
Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить
Волшебную невидимую нить,
Которую меж ними протянули.

Я поля влюблённым постелю —
Пусть поют во сне и наяву!..
Я дышу, и значит — я люблю!
Я люблю, и значит — я живу!

Но многих захлебнувшихся любовью
Не докричишься — сколько ни зови, —
Им счёт ведут молва и пустословье,
Но этот счёт замешен на крови.
А мы поставим свечи в изголовье
Погибших от невиданной любви...

И душам их дано бродить в цветах,
Их голосам дано сливаться в такт.
И вечностью дышать в одно дыханье,
И встретиться — со вздохом на устах —
На хрупких переправах и мостах,
На узких перекрёстках мирозданья.

Свежий ветер избранных пьянил,
С ног сбивал, из мёртвых воскрешал, —
Потому что если не любил —
Значит, и не жил, и не дышал!

Известно, что о Высоцком при жизни ходило множество слухов. Люди, не знавшие точно, кто он такой, гадали: фронтовик? бывший лагерник? спортсмен? Он не был ни тем, ни другим, ни третьим, как не был и альпинистом, и шофером, и простым рабочим парнем. Но когда говорил от лица того или иного персонажа, получалось так убедительно, что слушатели — верили.
Как ему это удавалось? Сказать, что он знал жизнь, не значит ответить на вопрос. В мире немало людей с куда большим жизненным опытом, чем у него, родившегося и выросшего в Москве, работавшего в столичном театре. Но он обладал редким даром сочувствия. Когда говорил от чьего-то лица (и как актер, и как поэт-певец), перевоплощался полностью, не оставляя зазора между собой и своим героем. Он находил в каждом нечто созвучное себе. Он сам был упрям и решителен, как те, о ком пел:

Отставить разговоры!
Вперед и вверх, а там...
Ведь это наши горы,
Они помогут нам...
(“Мерцал закат, как блеск клинка...”)

Он любил своих друзей и остро переживал потери — совсем как герой его песни “Он не вернулся из боя”.
Он любил жизнь и верил в ее победу над любой бедой, как и те солдаты, которые, видя выжженную Землю, бились за ее возрождение:

Кто сказал, что Земля не поет,
Что она замолчала навеки?!

Нет! Звенит она, стоны глуша,
Изо всех своих ран, из отдушин,
Ведь Земля — это наша душа,
Сапогами не вытоптать душу.
(“Песня о Земле”)

Он знал состояние высшего духовного взлета, пережил минуты счастья в творчестве и в любви, и герои его песен делили с ним эту радость:

Весь мир на ладони — ты счастлив и нем
И только немного завидуешь тем —
Другим, у которых вершины еще впереди.
(“ Верши на”)

Но не только реальные люди были ему созвучны, но и литературные и фольклорные персонажи: отказавшийся от дележа и невзлюбивший свой век Гамлет, очарованная сказкой Алиса и даже бесшабашный Соловей-Разбойник.
Были у него, конечно, и песни, на героев которых он не был похож. Он писал свой портрет “от противного”, в красках изображая тех, кто был ему глубоко неприятен.

У них денег — куры не клюют,
А у нас на водку не хватает, —

пел он голосом завистника. Этот голос был ему хорошо знаком, ведь и вокруг него, талантливого и знаменитого” шептались завистники. Высоцкий не боялся, что его “перепутают” с отрицательным персонажем. Просто знал себе цену.
В некоторых песнях он представал без маски и тогда был пугающе, беззащитно искренен:

Я не люблю уверенности сытой,
Уж лучше пусть откажут тормоза,
Досадно мне, коль слово “честь” забыто
И коль в чести наветы за глаза.
(“Я не люблю”)

А в общем-то он каждой строчкой стихов, каждой нотой песен рассказывал о себе — то весело, то очень серьезно, не боясь ни иронии, ни патетики, страшась и не допуская только одного — фальши.

Давно я понял: жить мы не смогли бы...

Давно я понял: жить мы не смогли бы,
И что ушла — всё правильно, клянусь!
А за поклоны к праздникам спасибо,
И за приветы тоже не сержусь.

А зря заботишься, хотя и пишешь — муж, но,
Как видно, он тебя не балует грошом.
Так что скажу за яблоки — не нужно,
А вот за курево и водку — хорошо.

Ты не пиши мне за берёзы, вербы —
Прошу Христом, не то я враз усну, —
Ведь здесь растут такие, Маша, кедры,
Что вовсе не скучаю за сосну!

Ты пишешь мне про кинофильм "Дорога"
И что народу — тыщами у касс,
Но ты учти — людей здесь тоже много
И что кино бывает и у нас.

Ну, в общем, ладно — надзиратель злится,
И я кончаю, — ну, всего, бывай!
Твой бывший муж, твой бывший кровопийца.
А знаешь, Маша, знаешь — приезжай!

- Перед нашей встречей я прочитала вашу книгу "Все в жертву памяти твоей" - о Владимире Высоцком, написанную в форме дневника. Там все так подробно изложено, что уже и не знаю, о чем вас спрашивать...
- А давайте отложим наше интервью и посоветуем вашим читателям прийти в театр на Таганке и купить эту книгу, где я ее продаю.

- Думаю, все же читатели нас не поймут. К тому же после прочтения дневников у меня сложилось впечатление, что театр постоянно лихорадило от срывов Высоцкого, и коллектив "стоял на ушах", не зная, сыграет Владимир Семенович очередной спектакль или нет. Это действительно было так или мне показалось?
- Дело в том, что в моем дневнике описаны наиболее экстремальные ситуации в театре. Может, поэтому у вас сложилось впечатление постоянных ЧП на Таганке, хотя это было совсем не так, и жизнь состояла не только из пограничных ситуаций, были в ней и спокойные моменты, которые я не записывал. Хотя, должен вам сказать по секрету, пили тогда актеры гораздо больше, чем сейчас. Нынешняя молодежь мне в этом смысле не нравится, нет у них той бесшабашной удали, какая была у нас. Конечно, я шучу, но в каждой шутке есть доля правды. В одном из первых спектаклей "Десять дней, которые потрясли мир" была такая знаменитая реплика: "Все революции от трезвости пошли... Раньше пили и побеждали".
Что же касается Владимира Семеновича, то его не единожды увольняли из театра за срывы репетиций и спектаклей. Любимов тогда часто собирал коллектив и все острые вопросы выносил на труппу. Виновник представал пред своими товарищами, и они решали его судьбу. Так вот, на одном собрании, посвященном неблаговидному поведению Высоцкого, все выступают, обличают его, а потом предоставляют ему слово. Как сейчас помню, Высоцкий вышел и сказал: "Я пил, пью и буду пить". Повернулся и вышел. Любимов развел руками и произнес сакраментальную фразу: "Чистосердечное признание смягчает вину". После чего был вывешен какой-то строгий приказ. Володя же месяц-два погулял, а потом опять был возвращен в театр.
Любимова часто спрашивают в интервью: " Если вы так не любите своих актеров, а любите западных, то почему не работаете с ними? Вы не боитесь, что ваши обидятся на вас?" На что Любимов отвечает: "Мои актеры не могут обижаться на меня, потому что я создал этот коллектив. Ведь они - явление проходящее, а театру уже скоро 40 лет стукнет". Не хочу комментировать это заявление, поскольку Любимов - человек умный и понимает, что его профессия еще более преходящая, чем актерская. Поэтому он всегда ценил талантливых артистов и особенно выделял Володю. Играя в спектакле "Высоцкий", я каждый раз слышу слова Любимова, сказанные им после смерти Володи: "Это был замечательный русский поэт, и это было самое ценное в нем", то есть Юрий Петрович понимал, с кем имел дело. Конечно же, ему надо было сохранять творческую дисциплину и удерживать от срывов Высоцкого, иначе бы он не назначил меня на роль Гамлета. Став знаменитым, Володя мог навсегда покинуть театр, но это было невозможно, поскольку он не мог жить без него. У Высоцкого есть такая песня: "Живу я в лучшем из миров". Так вот, она о театре, о том воображаемом мире, в котором он пребывал на Таганке, где звездное небо состояло из осветительных фонарей. К тому же Володя любил Юрия Петровича.

- Это при том, что Любимов не раз говорил, будто Высоцкий исчерпал себя, не выдержал испытание славой?
- Да он много чего говорил, но Высоцкий был и остается замечательным поэтом. Это самое ценное, потому что актеров много, а вот поэтов-актеров не так уж часто встретишь в русской культуре. Ведь только после смерти Володи мы поняли, с кем работали вместе. Москва была потрясена похоронами Высоцкого. Люди разных сословий шли непрерывным потоком на Таганскую площадь, чтобы проводить в последний путь любимого поэта, барда и артиста.

- Любимов много сделал в становлении Высоцкого как артиста?
- Да, на 90 процентов. С самого начала ему сильно помогло счастливое стечение обстоятельств. В начале 60-х ушел в кино Николай Губенко, и Высоцкий сумел заменить его во всех спектаклях. Саша Калягин замечательно репетировал после Высоцкого Галилея, но по своему темпераменту не мог сравняться с вулканическим Володей. Я уже не говорю об истории с "Гамлетом", она особая. Кроме Юрия Петровича, никто бы тогда не смог доверить роль Гамлета Высоцкому, и тут у него была своя стратегия: он хотел, чтобы главного героя Шекспира-поэта сыграл артист-поэт.

- Можно сказать, что для Высоцкого театр был одновременно и домом, и крепостью, и в то же время он сковывал его свободу?
- Ну всем нам хочется быть свободными, но те артисты, которые сбрасывают эти оковы, как ни странно, не выигрывают от этого. Я тоже мог не раз уйти с Таганки - были такие предложения от разных режиссеров, но я не мог изменить своему Кузькину, которого начал репетировать еще в 1967 году. Потом спектакль по повести Можаева "Из жизни Федора Кузькина" был запрещен, потом уехал за границу Юрий Любимов, потом он вернулся, и мы возобновили работу над постановкой и в конце концов выпустили спектакль. Так вот, под знаком Кузькина я прожил на Таганке более 35 лет, и если бы захотел, то мог бы сыграть и Гамлета. Но я понимал, что Любимову придется ставить спектакль заново, потому что менялся весь исполнительский состав "Гамлета". Так что зря говорят, будто Золотухин подсиживал Высоцкого. Впрочем, Володя тоже так не думал. Надо сказать, что для него главными в жизни всегда были друзья. Не жена, не дети, не карьера, а друзья. В отличие от меня.

- Тем не менее в какой-то анкете он написал, что вы его лучший друг.
- Наверное, тогда так оно и было. Поймите меня правильно: я никогда не предавал своих товарищей, но все-таки не они определяли мою жизнь. Хотя Володю я сильно любил, и думаю, он понимал, что не я сам себя назначил на роль Гамлета, а Любимов, который сделал это, скорее всего, из соображений дисциплины...

- Выходит, между вами возникало соперничество?
- Его не могло быть, потому что по индивидуальности мы были слишком разные, у каждого была своя творческая биография, и поэтому причин для зависти не возникало.

- Вам когда-нибудь доводилось наблюдать за муками его поэтического творчества?
- Понимаете, когда в течение 16 лет каждый день общаешься с человеком, то не воспринимаешь его сочинительство как что-то особенное. К примеру, снимались мы вместе в фильме "Хозяин тайги". Ночь, я сплю, а он пишет что-то там за столом... К тому же он постоянно находился в таком центростремительном разгоне, что для него было вполне естественно сочинять в поезде, гостинице, в перерывах между съемками. В течение дня у него постоянно шел внутренний творческий процесс, я это часто замечал по его отсутствующему взгляду. Как-то на собрании одна актриса сказала: "А вы, Владимир Семенович, помолчали бы, вы нас вообще не замечаете и не здороваетесь". Володя тогда растерялся, потому что от природы был мягким, добрым, интеллигентным человеком, совсем иным, чем его сценические герои, и представить его специально не здоровающимся было невозможно. Бывало, идешь по длинному подземному переходу на сцену, а тебе навстречу - Высоцкий. Ты ему улыбаешься, а он проходит мимо и ничего не видит. В таких случаях я никогда на него не обижался, ибо понимал: наш Моцарт где-то витает.

- Кстати, о Моцартах. Прошло 23 года после смерти Высоцкого, и круг людей, видевших его на сцене, сокращается. На смену ему пришли новые барды, а те, кому сейчас за 20, в основном знают Высоцкого как поэта. Что вы думаете по этому поводу?
- Для меня с самого начала было понятно, что Высоцкий останется в нашей культуре в первую очередь как поэт. Иосиф Бродский сказал: "Смерть Высоцкого - это не только потеря для русской поэзии, но и для русского языка". Если же говорить о моцартианском начале Высоцкого, то в его успехе немалую роль сыграло отлично отточенное ремесло, о котором еще Сальери у Пушкина говорил: "Ремесло поставил я подножием искусству". Вдохновение, наитие могут приходить или не приходить, но в основе любой творческой профессии должно лежать ремесло, то есть фундамент, на котором и строится искусство.

- Известно, что хороший партнер во многом определяет успех актера. Скажите, Высоцкий помогал своим партнерам по сцене или был слишком сконцентрирован на себе?
- С Володей всегда игралось легко, потому что он был хорошим человеком, а это всегда связано. Нас объединяли не только сцена, кино, но и общность взглядов на многие вещи. Иногда он приходил с Мариной Влади к нам в гости, мы вместе отмечали дни рождения, премьеры.

- Вы давно видели Влади?
- Последний раз я видел Марину на презентации ее книги в Москве. Но для меня это была уже совершенно другая женщина, не та, которую я знал в молодости. Мне же всегда хочется помнить ее такой, какой она была с Володей.

- А свою первую встречу с Высоцким помните?
- Нет, не помню. Зато я хорошо запомнил, как впервые встретился с его творчеством. В то время я работал в театре имени Моссовета, но уже знал, что скоро мы с женой (Ниной Шацкой) будем играть на Таганке. Тогда я пришел посмотреть один из старых спектаклей долюбимовского театра - "Микрорайон" в постановке Петра Фоменко. На сцену вышел очень симпатичный актер и под гитару запел:

В тот вечер я не пил, не пел,
Я на нее вовсю глядел,
Как смотрят дети, как смотрят дети,
А тот, кто раньше с нею был
Сказал мне, чтоб я уходил,
Сказал мне, чтоб я уходил,
Что мне не светит...

И дальше: "Ударил первым я тогда, так было надо". Для меня это был настоящий шок. В то время, когда все играли советские пьесы, где одни положительные герои боролись с другими положительными героями, я вдруг услышал такой "обалденный" текст. Как выяснилось потом, исполнителем песни был Алексей Эйбоженко, а ее автором Высоцкий. Ну а дальше мы встретились с Володей уже в театре, и началось наше житие-бытие, где, как говорится, "лицом к лицу - лица не увидать". Как-то вдова Твардовского сказала Любимову: "Батюшки мои, у Александра Трифоновича не было столько людей на похоронах, как у Высоцкого. А ведь Твардовский поэт!" Так-то оно так, но мы все помним, как песни Высоцкого звучали на каждом шагу, а его хрипловатый голос выворачивал всем душу наизнанку. Если бы кто-то тогда вздумал заикнуться, что у Высоцкого есть и слабые стихи, его бы растоптали. И вот теперь нынешним двадцатилетним надо разъяснять, кем был Высоцкий в 60-70-е годы для всех нас... Но что бы мы им ни говорили, как бы ни убеждали молодых людей, они сами должны оценить его произведения и понять, что он - один из лучших русских поэтов минувшего века.